Тоску по Турции я прячу в своей груди

Юридически ничто не препятствует Вашему возвращению. Почему Вы предпочитаете оставаться здесь?

Я чувствую беспокойство. Когда бы я ни приехал в Турцию, те, кто тогда поднимал бурю, вызывал смерчи, распространял клевету, издавал указы о казни, в тот же самый день сделают то, что уже делали. А в моём возрасте, когда давление поднялось до двухсот, его не могли сбить и с помощью лекарств. Я подумал, что мне трудно будет жить, постоянно слушая одно и то же. Я остался здесь после трезвого размышления. Остался вопреки самому себе. Остался, спрятав тоску в своей груди. Но я словно косвенно приблизил свою смерть. Некоторые люди очень бессовестны. Пишут то, чего не может быть. Пишут, хотя знают, что это ложь. Несмотря на нажим со стороны разных кругов, по предложению некоторых, суд превратили в «чистилище» - это не рай, и не ад, а нечто посередине (заочный суд над Ф. Гюленом, находившимся в то время в Америке, не вынес ни обвинительного, ни оправдательного приговора и в добавок следующее рассмотрение отложил на 5 лет – прим. пер.). Это показывает, что их совесть хотела сказать что-то положительное. Но в Турции было искусственное общественное мнение, созданное стараниями некоторых лиц, был гнев. Это учли. Здесь я давал показания американским прокурорам. Клятвенно уверяю вас, что прокурор исключил около ста вопросов из обвинения и над всеми смеялся: «Что это за право? Можно ли вменять все это в вину?»

Вы могли бы привести пример?

Например, я, якобы, кому-то посоветовал: «Если за вами следят, а вы думаете продолжать работать в государственном учреждении, то ведите себя как полагается и не обнаруживайте своих чувств. Подобные нереальные обвинения. Обвинения в создании организации с целью захватить власть. Прокурор на это посмеялся. И ещё с один факт. Я ничего подобного раньше не видел. С прокурором я общался один раз. Он встретил меня у входных дверей. Был и переводчик. Прокурор сам пододвинул мне стул. Собственными руками вымыл стакан и принёс мне воды. То есть учёл мою чувствительность как психиатр, как психолог, и, только успокоив меня, попросил дать показания. Три раза выходил из комнаты, чтобы я ещё раз подумал, переговорил со своими адвокатами. Спрашивая меня, просил отвечать только «да» или «нет». Я хотел что-то добавить, но он счёл это лишним. Потом проводил меня до дверей. Я сказал сам себе: «Если правосудие – это, то Америка будет жить долго».

Как Вас рассматривают американские официальные лица? Как гостя или как эмигранта?

За эти 5 лет я ни с кем не виделся. Когда приехал в 1997 году, кое с кем встречался. Были люди, с которыми я раньше виделся в Турции. Были ученые, лица, руководящие исследовательскими организациями. Были люди, с которыми я встречался в дружеской атмосфере. Но я не встречался ни с одним американцем, подумав, что у нас это истолкуют не так.

По Вашему мнению, как могли это истолковать?

Сказали, что американцы оказывают поддержку школам (турецким школам, которые были открыты за последние десятилетия в различных странах мира – от ред.). Кстати, я этого не опровергал. Опровергай, не опровергай, всё равно скажут это. В Турции часть влиятельных людей оценивала всё отрицательно. Я уклонялся от встреч, думая, что и их так же расценят. Была проведена конференция в мою защиту, были участники. Была Элизабет Оздалга. Она предлагала встретиться, я отказался. Была Ясемин Чонгар, которую я знал раньше. Её газета очень настаивала, но я не согласился на встречу. Была Аслы Айдынташбаш. Не встречался, чтобы не раздражать кое-кого. И здесь есть те, которые раздражаются.

Есть люди, которые говорят про Вас, что, если бы Америка его не поддерживала, он не прожил бы там так долго.

Я здесь считаюсь служителем веры. И временный вид на жительство у меня как у служителя веры. Продлеваю каждый год. Одновременно с этим живу за счёт авторских гонораров за мои книги. Здесь есть сотни людей, находящихся в таком же положении, как я. Работают в мечетях в разных местах. Они могут не принадлежать к системе Духовного управления. То, что я здесь нередко провожу беседы на духовные темы, я говорил и сотрудникам ФБР, приходившим в связи с видом на жительство. Приходят ещё кто-то, и с ними тоже беседую.

Возникает ли у Вас чувство, что американцы следят за Вами?

Я могу допустить такую вероятность. Надо допускать такую вероятность и вследствие отношения американцев к остальному миру, их суждений, стремлений, их точки зрения к исламскому миру, и к туркам. Они и сами говорят, что здесь каждый находится с какой-то стороны под контролем. Но по отношению ко мне не проявляли неуважения. По одному вопросу, не связанному с моими делами, проявляя уважение, сказали: «Воспользуемся его мнением». Для этого, приходили два молодых человека, один из ФБР, другой из Министерства иностранных дел.

Когда это происходило?

Два месяца назад. В Малави произошла пара событий, в которых были замешаны и турки. Меня спросили, знаю ли я что-либо в связи с этим. Ещё приходили навестить меня несколько друзей. Все дали один и тот же адрес. После 11 сентября создали базу данных. Естественно, приезжие подвергаются разным проверкам. Когда они приходили, то задали несколько вопросов, чтобы, как они сказали, «воспользоваться моим мнением». Обращались очень мягко. Говорят, что один человек, который знает меня, услышав об этом, спросил, не было ли проявлено неуважения: «Если такое было допущено, то попросим извинения при товарищах». Здесь подразделения не связаны друг с другом. Те подразделения, непосредственно к которым они относились, не знают об этом. А в целом они были вежливы. Приходили, чтобы задать вопросы. Но меня откровенно спросили: «Как бы Вы хотели, чтобы американцы действовали в Ираке? Какая форма управления в Ираке после оккупации была бы рациональна?» Я сказал: «Оккупация произошла. Как бы вы это не называли, народ называет это оккупацией. Если вы спрашиваете моего мнения, то создайте такую демократию, чтобы она была прогрессивнее, чем в Турции. Чтобы не завидовали Турции. Относитесь к мусульманам с таким пониманием, чтобы они не завидовали Ирану». Думаю, они донесли эту мысль и до своего начальства. Я считаю, что с их стороны это была откровенность. Они пришли не для того, чтобы узнать что-то у меня, а, наверное, для того, чтобы выяснить, кто я, что я, как думаю, чему симпатизирую. Я родом с Ближнего Востока, турок. Поэтому захотели узнать, что я думаю. Но я встретил понимание, какого нет у нас. Увидел мягкость. Увидел уважение к человеческим ценностям. Увидел уважение к моему положению. Увидел уважение к моим верованиям. Но, несмотря ни на что, я предпочитаю своих соотечественников.

Вам было приятно, но Вы переживаете, что не испытали такого отношения в Турции...

Я испытал это и в больницах, и в таких ситуациях, как эта. Почему и у нас так не бывает? Здесь есть один сосед по имени Ричард. Делает стальные конструкции. Один раз сидели за столом вместе. Я повел речь о том, что мол Америка великое государство, контролирует мир. Он мне говорит: «Уважаемый, что Вы говорите? Вашей нации три тысячи лет”. Сталкиваясь с таким отношением людей в больнице, в органах правосудия, на встречах, я думаю, почему моя нация, представляющая такую древнюю цивилизацию, не ведёт себя так, почему с её стороны я не встречаю такого отношения? Есть люди, которые построили все свои расчёты, все свои планы на ненависти, на злобе. Они, к сожалению, всегда действуют грубо. И сейчас есть те, которые действуют так. Есть те, кто следует определённым планам.

В одном отчёте о ходе развития событий, начавшихся с 28 февраля были ругательства в адрес Аллаха и Пророка. (28 февраля 1997 года премьер-министр и председатель партии «Рефах» Н. Эрбакан под давлением военных вынужден был подать в отставку – прим. пер.)

Бурные дни после 28 февраля остались позади. После выборов произошла определённая стабилизация. Вы считаете, что в воздухе опять витает дымка?

В отдельных направлениях наблюдается определённый прогресс. Это говорю не я. Я слушаю турецкое радио и телевидение. Недавно слушал заседание Союза бизнесменов Турции, Коча, Сабанджи (руководители самых крупных и преуспевающих холдингов Турции – прим. пер.). Все говорили о том, что инфляция снизилась, как никогда, увеличились валютные резервы, начался рост экономики. Сказали, что Турция прогрессирует. Если деловые круги говорят, что дела идут хорошо, значит это так. Столько людей не могут, собравшись, единодушно говорить неправду. Когда, с одной стороны, дела идут хорошо, с другой стороны есть такие, которые называют других «те». Есть группа, обзывающая определённые слои общества термином «те». Их раздражительность с каждым днём немного нарастает. Может быть, их намерения нисколько и не изменяются, а изменения касаются стратегии. Может опять подняться сильный шум. Могут подключиться те, кто хочет воспользоваться этим шумом. Турция это многократно

переживала и снова может пережить. Вы в этом смысле сказали о дымке? Меняется цвет дымки, меняется узор. Кажется, что дымки стало больше. Силы увеличились, неуважение выросло... У средств массовой информации есть сторона, достойная похвалы. Они все одновременно не поднимают шум, как это было в разные периоды. Не бросаются в атаку на правительство, а говорят и о его положительных сторонах. Кое-где говорят о реакции. Есть некоторые круги, которые становятся все бессовестнее. Мне даже иногда кажется, что то, что они говорят и делают, это, извините, бред. Они переживают очень серьёзную паранойю.

Что является причиной всего этого? Если уж с экономической и политической точки зрения достигнута определённая стабильность...

Я хотел бы вернуться очень далеко назад и показать в связи с этим пару кадров.

В то время, когда продолжался процесс, начавшийся с 28 февраля, вышел один отчёт. Я кое-что сумел узнать о том, кто его готовил, кто распространял. Большая часть отчёта была связана со мной. Были некоторые утверждения. Это готовилось определенной группой из органов внутренних дел. Но в конце к отчёту было добавлено две страницы, на

которых имело место богохульство, оскорбления нашего Пророка. Я, увидев оскорбления в адрес Аллаха и Пророка, даже несколько успокоился относительно того, что там было сказано про меня. Я сказал себе, что, если люди, которые говорят такое про Аллаха и Пророка, хвалили бы меня, то я должен был бы ещё раз пересмотреть свою позицию на стороне Аллаха. Те, кто нападает на моего Аллаха и на моего Пророка, конечно же, должны атаковать и меня.

Извините, я не помню о таком отчёте. Кто и для кого его готовил?

Его готовила какая-то группа из внутренних дел. А какая-то другая группа официальных лиц добавила к нему заключение на двух страницах. Кто это сделал, наш народ знает. Для меня этот отчёт является частью истории. Пусть он сохранится, так как показывает людей определённого периода, и отражает намерения тех, кто, так или иначе, влиял на судьбы турецкой нации.

Я никогда не нарушал правил нравственной чистоты человека, не действовал неуважительно. Но когда речь идёт об Аллахе и Пророке, нужно определить, на какой ты стороне. Нельзя предположить, что думающие таким образом люди отнесутся к вам мягко. Люди, думающие о вас так, всегда будут придерживаться этого мнения. Если даже их станет меньше, чем пальцев на двух руках, они всё равно будут раздражаться. Чем меньше их будет становиться, тем более раздражительными они будут, чем больше будут проигрывать, тем больше будут нести бред. Будут готовить всё новые и новые сценарии. Поэтому мне кажется, что люди в Турции, находящиеся в моём положении, всегда будут подвергаться одному и тому же обращению. Есть даже люди, мелкие настолько, чтобы думать: «Когда же он умрёт?». В мире, за пределами величественной Турции я не видел людей, которые думали бы так скверно. Здесь сказали: давайте предложим его на Нобелевскую премию, дадим памятную плакетку. Обратили внимание на толерантность. На проводимых здесь конференциях поставили в один ряд с борцами - добровольцами за мир. И у них есть глаза, уши, собственные критерии. И они более чувствительны, более впечатлительные. В Турции всё ещё есть в разных сферах влиятельные люди, в душах которых царит ненависть к Аллаху, к Пророку.

Нурие Акман, Заман, 26 -го март 2004