Неджип Фазыл хотел упростить «Рисале-и Нур»

Как Вы относитесь к мысли перевести «Рисале-и Нур^[1]» на более простой язык, чтобы читатели лучше понимали и могли получать от него удовольствие, потому что читающие английский его перевод понимают легче. Поощряете ли Вы такую инициативу?

Есть люди, которые посвятили делу Рисале-и Нур свою жизнь, поставив это целью своей жизни». Я считаю, что это связано с уважением к их мыслям. Расскажу вам в связи с этим один случай.

Мы приглашали покойного Неджипа Фазыла в Кыркларели (город в европейской части Турции – прим. ред.) на конференцию. Тогда я работал там ваизом – проповедником в системе Духовного управления. Он приехал со своими учениками. Товарищ, который привёз его на своей машине, скорее всего, был хорошо знаком с «Рисале-и Нур» и испытывал уважение к его светлости – Бадиуззаману. По дороге его манеры, выражения, поведение произвели большое впечатление на Мастера Неджипа Фазыла, который позже рассказывал о нём с одобрением. Вечером мы ужинали вместе, говорили о приятных вещах. Я выразил своё уважение, а Неджип Фазыл ответил мне, я признаю это с полной откровенностью: «“Бадиуззаман - такой же великий человек, как архитектор мечети Султанахмет (историческая мечеть Стамбула, являющаяся жемчужиной зодчества – прим. пер.). У этого великого человека есть великие мысли. Но есть люди, которые живут под мостами, среди бакенов. Они не поймут Бадиуззамана, слов этого великого архитектора мысли. Если мне было бы позволено, я упростил бы его язык так, чтобы его поняли эти люди, живущие среди бакенов». Я в этом вижу скромность и смиренность Неджипа Фазыла. Я сказал ему: «Мастер, этот вопрос решается не на моем уровне. Есть люди, которые непосредственно помогали ему, переписывали его книги, размножали их, печатали, распространяли. В этом вопросе слово – за ними. Я могу быть только послом, что и готов сделать». Он очень смягчился. Даже написал об этом подряд в двух номерах журнала «Бююк Догу» («Великий Восток»). Наши товарищи негативно отнеслись к этим статьям. В том числе и тот человек, который был способен отдать жизнь за наставника Бадиуззамана и его труды.

То есть, это ему не понравилось?

Не понравилось. Потом пришёл покойный господин Бекир Берк. Подразумевая Неджипа Фазыла, сказал мне: «Ну, школяры, что вы там наделали? Привлекли человека на нашу сторону? Ты обещал ему книгу. Сказал, что дашь собрание сочинений, так давай, неси ему!” Я поехал в Стамбул отдать книги. В тот день с нами был товарищ, у которого дома мы вместе ужинали в Кыркларели. Но меня вызвал один человек, который думал иначе, чем мы, и обидеть которого возражением я не мог. Он достаточно серьёзно меня порицал: «Давать так опрометчиво эти книги первому желающему нельзя. Кто он такой, что будет их упрощать?». Потом я сказал Бекиру Берку: «Ты меня поставил в очень сложное положение. Я дал слово, что сделаю это, а приехал сюда и нарвался на гнев». Он ответил: «Брат мой, нам всего не понять. В этом они разбираются.» И он тоже относился с уважением к человеку, произнесшему эти слова, и так обошёл эту проблему.

Очень узкий взгляд, не так ли?

Я не хочу так думать о покойном, который в своей жизни сделал очень много полезного. Если бы всё сложилось иначе! Перевод мог быть сделан таким пользующимся доверием и всеми любимым человеком, как Неджип Фазыл, свойственным ему стилем. Опоздали. Я, не имея на это морального права, испытывая страх, трепеща, опубликовал в одном журнале отдельные отрывки, несколько упрощённые моим неуклюжим языком. Вышла и книга в адаптированном варианте. В то время вышла статья одного человека, очень ценившего эти произведения, очень верящего им, видящего в них священную силу. Я с уважением отношусь и к таким чувствам, и в ответ написал статью «Преломление». Однако он, преисполненный поклонения, ответил мне в письме: «Вы не впадете в отчаяние, не сломитесь». И тогда я отказался от попыток адаптации книги. Я говорил себе, что, по крайней мере, попытаюсь книгой «Кальбин зюмрут тепелери» («Изумрудные холмы сердца») выразить сущность неверно понимаемого суфизма в понятиях, ясных современному суннитскому сообществу. Первоначально у меня в голове не было чёткого проекта и замысла. Потом товарищи сказали, что пусть, мол, продолжает, что это важно для будущих поколений, что это, не выходя за рамки суннизма, проливает свет на этот путь, которым злоупотребляют, что это полезное дело. Так что пережили вот такое приключение, и меня самого два раза порицали.

Потом другие издательства пошли на упрощение, приводя под отдельными словами их значения. Сейчас никто ничего не говорит. По правде говоря, с нашей точки зрения - хотя те, кто много читает эти произведения, не согласны с ней, - было бы очень хорошо, если бы читатель смог непосредственно при чтении понимать некоторые трудные выражения и оригинальные трактовки. Я присоединяюсь к Вашему мнению о необходимости упрощения языка, но может быть бессилен мой скудный ум? Я спрашиваю себя, есть ли действительно что-то, чего я не понимаю.

Я хочу поделиться с Вами одним воспоминанием. Исходя из тех же соображений, некоторые части публиковались в журнале «Шуле» в адаптированном виде. Я в то время находился в Конье и пошёл в один книжный магазин, чтобы купить тот номер журнала. Подошла одна девушка, судя по всему не интересующаяся вопросами религии, и с волнением спросила, имеется ли журнал «Шуле». У меня глаза наполнились слезами... Но некоторые сказали: «Зачем адаптировать? Это искажает смысл». Я не говорю им, что они совершенно неправы в своих рассуждениях. Но неужели нельзя, чтобы произведения этого великого человека, архитектора мысли своего века, были изложены понятным каждому языком какого-нибудь мастера, обладающего прекрасным стилем и способностью выражать мысли. На английский перевод был сделан и произведение читается. С английского перевели на испанский язык. Читают в Аргентине, в Бразилии. Перевели на немецкий, читают в Германии. Даже переводят на восточно-азиатские языки. На корейский перевели.

Все пользуются этим, но основной источник – это страна, где вырос Бадиуззаман. Он очень хорошо знаком с психологией общества, и общество, со своей стороны, очень хорошо поймёт то, что он хочет выразить. Он не был чужим для них. Проблема только в языке. Упрости его – что произошло бы? Те, кто противится «Рисале-и Нур», так и будут противиться; они начинают нести вздор, как только услышат о нём.

Ведь на эти произведения не существует монополии... Почему нужно слушаться чьего-то мнения?

Кто знает, может быть, это показывает нашу слабость. Может быть, мы полностью мотивированы этим рассуждением о необходимости терпимости. Искать её во всём мире и при этом сердить, обижать самых близких своих товарищей, с которыми делимся проблемами, пользуемся одними и теми же источниками... Если говоришь о терпимости, то зачем обижаешь своих же товарищей? Может быть, мы находимся под действием такого фактора? Или же мы неправильно понимаем, что значит уважение? Может, мы делаем что-то другое? Или же не следует уважать авторское право? Вот на такие размышления мы наталкиваемся. Конечно, я не решусь на подобное и должен признать, что не обладаю такой выразительной способностью, но нет ничего предосудительного в том, чтобы выполнить этот труд вместе с художником слова, искусно владеющим языком. И таким образом упрощая язык отдельных отрывков, мы делаем то же самое.

Кому принадлежит монополия на это произведение? Вы можете мне назвать чьё-то имя?

Я не могу сказать, что монополия принадлежит какому-то одному человеку. С давних пор есть издатели. Мы однажды совершали намаз с одним человеком, которого я очень люблю и к просветительской деятельности которого чувствую большое уважение. Насколько помню, в тот раз предстоящим намаза был я. И он сказал мне: «Брат мой, его светлость – Бадиуззаман был не очень расположен к изменению языка. У него есть выражения, которые кажутся очень простыми, но их трудно будет выразить. Например: «В этой громадной мечети вселенной Коран читает вселенную. Давайте слушать его, читать и повторять вновь и вновь». Эти слова прекрасны – «Коран читает вселенную». Их нельзя упростить (в книге используется чрезвычайно много староосманских выражений, не легких для восприятия большинством современных турок). Если изменить такие сложные слова, не исчезнет ли вместе с этим глубина?» И я, говоря по правде, замолчал. В противном случае его совесть не успокоилась бы. Одно дело – сказать «да, хорошо, я удовлетворён», а другое – относиться с уважением к чувствам других. Но я полностью присоединяюсь к Вашему мнению. Если бы нашёлся смельчак, который, не обижая никого, сделал бы адаптацию на понятном всем языке! Например, есть «Двадцать пятое слово» (главы указанной книги названы «Словами» - прим. пер.). Есть даже такие места, где автор ничего не объяснил, а лишь ограничился приведением аятов Корана. Их публикация с пояснениями, по-моему, будет победой во имя познания Корана. Могу сказать, что до настоящего времени никому не удавалось так выразить смысл положений Священного Корана.

Я спрашиваю и с себя за свои решения.
В беседе с гостями Вы говорили о важности «мозгового штурма». Я критически подойду к этому, здесь таковое не происходит. Никто не выражает взглядов, расходящихся с Вашими. Обычно Вы отдыхаете в тишине. Здесь мысли не сталкиваются, а спокойно принимаются. Хотели бы Вы, чтобы высказывались разные мысли, был «мозговой штурм», создались условия для демократичного обсуждения? Здесь словно бы существует что-то, подавляющее индивидуальность.

Возможно, некоторые товарищи не всегда хотят выражать свои мысли в большой степени из уважения. Стараются избегать выражения своих мыслей. Но и таких моментов, о необходимости которых Вы сказали, немало. Ведётся много разговоров, выражаются мысли. Может быть, иногда они несколько стесняются или расстраиваются, думая, что высказали мысли, противоположные моим, но я всегда внушаю товарищам, что, например, Абу Ханифа (выдающийся имам ханефитского мазхаба Имам А’зам – прим. ред.) всегда обсуждал вопросы со своими учениками. Они приходили к какому-то решению, которое иногда соответствовало выраженному им самим мнению, иногда мнению Абу Юсуфа, или Имама Мухаммада, или Шайбани. Иногда принятое решение соответствовало мнению Абу Ханифы, но потом он говорил: «Я ещё раз просмотрел источники. Оказывается, правы были вы, а не я». Мы говорим с товарищами и о том, что нельзя быть во всем уступчивым и заранее признавать правоту кого бы то ни было.

Я спрашиваю и самого себя, могут ли мои рассуждения быть ошибочными. Мои толкования индивидуальны, вы можете и не разделять их. Но существуют некоторые мысли, верность которых подтверждена Кораном и суннами, и здесь «мозговой штурм» излишен.

Ощущаете ли Вы такую опасность? Хорошо, принадлежность к какой-то общности имеет свои преимущества, однако не нивелирует ли это личные качества, не подавляет ли их, не подтачивает ли индивидуальность?

Такое воздействие непременно есть, конечно. Испытывая уважение, быть им же раздавленным – это возможно, но случается редко. Найти решение в этом случае мы должны все вместе. У меня нет такого горизонта, как у Абу Ханифы. Но и товарищи должны свободно высказывать свои мысли. Это не похоже на те обсуждения, которые показывают по телевидению, а происходит в рамках науки, называемой «илму муназара», т. е. науки о дискуссиях, которой следовали наши предшественники. То есть, мы можем свободно спорить, не нарушая учтивости, излагая вопросы друг другу с уважением. «От столкновения мыслей рождается молния истины». Я думаю, что со временем будет и это. И сейчас здесь каждый свободно выражает свои мысли. Если они правильны, то с ними соглашаются. Они могут и обсуждаться. Нельзя сказать, что существует в этом вопросе какое-то ограничение. Возможно, в присутствии гостей, в этой несколько неясной атмосфере не хотят казаться создающими ненужное напряжение.

Однако в целом существует психология общности. Каждый хочет быть похож на других. Непохожесть не слишком поощряется. Такая ситуация существует и в школах, и в партиях.

Это турецкое воспитание. Это есть в культуре. И еще, пока Вы находились здесь, мне кажется, говорилось об общеизвестных истинах, в отношении которых достигнуто единогласие авторитетов. Поэтому здесь особо не возразишь. И, кроме того, здесь сказывается уважение к источникам и к выступающему человеку тоже.

[1]Рисале-и Нур (Трактат о свете) - многотомный труд видного турецкого богослова и мыслителя Бадиуззамана Саида Нурси (1876-1960) – прим. ред.

Нурие Акман, Заман, 31 -го март 2004