"Зана и ее друзья должны принести извинения"
Мои впечатления
Кресло между двумя этажами
На среднем этаже дома, в котором живет Гюлен, стоит кресло. Сначала кажется, что оно стоит в одиночестве в маленькой комнате, но это не комната, а площадка на лестнице, соединяющей два этажа. Лестница из 14 ступенек, идущая вниз, приведет вас на кухню и в столовую, а та, которая поднимается вверх – в гостиную и комнату Гюлена. Для того, чтобы обедать вместе с товарищами, Гюлен, не останавливаясь, спускается на два этажа, но когда после обеда он поднимается наверх, тогда-то и нужно это кресло. Гюлен поднимается по 14 ступенькам одной лестницы, потом отдыхает минут 10, сидя в кресле, а потом продолжает свой подъем на следующий этаж.
Раньше вас называли сторонником Турана, нео-османистом, националистом, государственником, а теперь есть такие, кто называет сторонником США, агентом ЦРУ, кардиналом. Как на вас влияют эти выражения?
Я всегда был вместе со своим народом. Моя позиция абсолютно ясна как и то, что наполняет мое сердце. Если даже человек сознает, кем он является, то такие наприятные сравнения, все равно задевают его. Даже гранит, или земной шар, то, все равно, если на нем попрыгать, возникает вибрация. Хотя я терплю или прошу: «Боже, дай мне больше терпения,» все равно я - человек. Не могу сказать, что выражения такого рода не трогают меня.
Но я утешаюсь, веря, что могу очиститься через такие безжалостные мысли и суждения, словно под струей воды, текущей из крана. Потом смотрю в Коран. После того, как вспомню, какие невежественные слова произносятся в адрес Всевышнего, говорю, что из-за того, что они говорят, расколются земля и небеса.
Начинаю размышлять. О гордости рода человеческого (Пророке Мухаммаде – ред.) сказали, что он поэт. Этого показалось недостаточным, и сказали, что не существует пророков. И этого показалось недостаточным, тогда сказали, что он скопировал Евангелие, Библию. Кто знает, какие раны оставили эти необоснованные, мерзкие слова в душе этого исключительного человека, очень гордого и святого от рождения. Потом, придя в себя, мне не остается ничего другого, кроме как сказать: «Кто ты такой, чтобы придавать такое значение сказанным про тебя беспочвенным словам?» Но, по-правде, для того, чтобы избавиться от этих мыслей и снова обрести себя, мне необходимо изрядно потрудиться над собой.
Случалось ли так, что Вам трудно было успокоить в связи с этим окружающих Вас людей?
Те, кому я не безразличен, - это люди, которые в свое время учились у меня, а теперь выполняют то, что обязывает их делать этот статус учеников; друзья, которых я знаю близко и издалека; те, которых я считаю своими союзниками в выполнении нашей миссии. Имена некоторых я знаю, некоторых видел в лицо всего один раз, и вспоминаю, только когда увижу.
Если бы эти товарищи не были полны веры в разумность, логичность этого понимания миссии, может быть, они и могли бы разбрестись. Но они даже в самые трудные периоды непоколебимо стояли на своем месте, не ощущая потребности в моей поддержке. Некоторые из них даже подбадривали меня.
Я никогда не забуду, как во время такой бури (подразумевается выступления в некоторых СМИ с инсинуациями в адрес Ф. Гюлена – ред.) один наш дорогой товарищ приехал сюда и рассказывает: «Учитель, представляете, иду я по Багдадскому проспекту, передо мной идут под руку двое молодых людей, и слышу, как девушка жалуется своему другу:
«Знаешь, про этого наставника, известного своей терпимостью, сказали такие неподобающие, некрасивые вещи, что мы не могли уснуть до утра...» Наш товарищ сказал: «Учитель, ты должен знать, что про тебя так говорят в турецком обществе.» Короче говоря, мои товарищи непоколебимы как скала. Относительно тех, кто так некрасиво отзывается обо мне, то я ограничиваюсь тем, что говорю в их адрес, что они делают ошибочные умозаключения.
То есть
Я говорю, что те, кто выражает такое негативное мнение обо мне, даже те, кто играет с общественным мнением, настраивает общество негативно, может, поступают так неспроста.
Я думаю, что если бы они расматривали нашу позицию, то, что мы делаем, с учетом общих первопричин, то нас не клали бы таким образом на чашу весов, потому что анкетирование, которое проводилось совершенно независимо от нас даже в период самых сильных бурь показывали, что большая часть народа поддерживает нашу деятельность.
В те дни положительно отвечать на эти вопросы было довольно опасно. Несмотря на такой результат, те, кто занимал неподобающие позиции, видимо, не замечали, что таким образом не придают никакого значения общественному мнению. Если деревню видно, то не нужно проводника, чтобы добраться до нее. Если бы, глядя на эту картину, что-либо следовало сказать, то больше всего подошло бы: «После такой ясности может быть только заблуждение (согласно мысли,содержащейся в 32 аяте суры «Юнус» - М.Гюндем)». Но мне тяжело так говорить, и поэтому я подхожу к этому так, что, может быть, они знают что-то такое, чего не знаю я, и что они поступают так вследствие какого-то нашего действия, которое можно неправильно истолковать. Потом же говорю себе так: «В конце концов, они приходят к неправильному умозаключению, а те, кто делают ошибки в иджтихаде ( умозаключении улемов – ред.), совершают богоугодное дело с точки зрения методологии мусульманского права.
Иненю и Озал тоже были курдами
Лейла Зана и ее товарищи написали в заявлении, опубликованном в некоторых французских газетах, что Турция обязана стать действительно демократической страной, где уважаются культурные различия и политическое большинство, и высказали требование о том, чтобы гражданам курдского происхождения были гарантированы права, равные тем, которых требуют для турок-киприотов. Премьер-министр же расценил это как самоубийство
Подходы политиков могут иногда быть не столь точными, как юридические выражения. Однако нельзя не присоединиться к тому, что сказал Таййип Эрдоган по этому поводу. Второй президент Турецкой Республики Иненю и восьмой президент Тургут Озал были родом из Малатьи и по происхождению были курдами. Господин Хикмет Четин - из Диярбакыра (значительная часть населения здесь составляют курды – ред.). Многие наши граждане, которые занимали важные должности в государственных органах, были военными, губернаторами, каймакамами, происходили с востока и юго-востока. Аллах знает, сколько у нас курдов в органах правопорядка. Если это так, то чего они лишены, что выдвигают требования такого рода? По моему мнению, требования, высказанные в заявлении, были некорректными. Еще ранее в парламенте имели место непочтительные действия, которые не следовало совершать. Насколько я знаю людей с юго-востока, я знаком и общался с ними, 90-95% из них не поддерживают этих требований. Возможно, они жалуются на тех, кто будучи склонными к подрывательству устраивает провокации, призывают молодежь выходить на улицы и разбирать мостовые, поджигать машины и совершать подобные эсктремистские действия. На юго-востоке количество тех, кто провоцировал беспорядки, я думаю, никогда не превышало 500 человек. Но официальным подразделениям справиться с ними трудно, потому что они действуя по партизанскому методу наносят удар и убегают. Я не нахожу действия тех, кто становится причиной таких беспорядков, храбрыми и мужественными. Вместе с тем совершенно не понимаю такие незрелые позиции и действия образованных и достигших определенного уровня людей, которые даже избирались в некоторые периоды, и то, что они будоражат общественную совесть.
Между тем государство, отпустив их, совершило любезность, в ответ на которую они также должны были поступить и сказать, что мы, мол, совершили в молодости ошибку по отношению к нашему государству, нашему народу, действовали невежественно, и встать на путь единения. Но этого не произошло. По-моему, они должны попросить прощения у общественности.
Я их подталкивал на то, чтобы они ушли
Начиная с конца 80-х годов Вы призывали к мобилизации в Среднюю Азию. В то время Вы потеряли сознание, находясь на кафедре мечети. Тысячи людей поехали туда, открыли школы, основали свои фирмы. Из школ начали выходить выпускники. А Вы туда так и не ездили
Хотя это и противоречит моей логике, но из-за моей чувственности для меня было очень важно видеть, что Аллах благосклонен к стараниям наших товарищей, разделять с ними эту радость, потому что Азия с самого детства присутствовала в моих молитвах. Для меня очень важно обняться с нашими родичами, единоверцами, которые живут там. Это для меня было бы как праздник.
Пришел день, и я призвал с кафедры мечети бизнесменов, торговцев, промышленников, всех товарищей направиться туда. У меня была мысль на месте разделить радость с товарищами, которые сочли этот призыв разумным. Действительно, если посмотреть с точки зрения суфиев, люди не должны гнаться за мирскими удовольствиями. А в соотвествии с моей философией, не следует искать даже духовных удовольствий, которые приносят молитвы и духовное возвышение. Мы должны безумно любить Аллаха. Что же касается того, чтобы получать от него удовольствие для нафса (естественого существа – ред.), я говорю: «Нет, Аллаха для нас достаточно. Ожидать чего-то другого неправильно.»
Однако как человек я захотел собственными глазами увидеть тех, кто зачастую не получая зарплаты, довольствуясь одной стипендией, занимается воспитательной деятельностью, когда надо, принимает участие в ремонте школьного здания как простой рабочий, когда надо, как дипломат встречается с государственными деятелями и лоббирует интересы Турции. Аллах по каким-то соображениям не позволил мне испытать это удовольствие.
От природы я стыдлив
Вас удержала от поездки Ваша логика?
Если смотреть с точки зрения логики, то казались важными два момента. Во-первых, мое участие в этом движении, груз которого лег на плечи турецого народа, было очень незначительным. Мне приходило в голову, что, если, несмотря на это, я поеду для того, чтобы словно бы выступить хозяином всего того, что сделали товарищи, это может дать повод считать, что за всем этим стоят мои идеи.
Кроме того, у некоторых существует склонность клеветать на тех, кто добивается успеха. И даже эта склонность – неосознанно – переходит в ширк (приписывание Всевышнему сотоварища – ред.) путём отнесения результатов содеянного тем, кто находился у его истоков. И, кроме того, было бы большой несправедливостью, если бы я связывал лично с собой все мероприятия, которые были осуществлены там. А несправедливость препятствует вере и подобна ширку. Если на что-то есть милость Всевышнего, этого лучше не получать на этом свете, и поэтому не ехать было более правильным. Во-вторых, я беспокоился из-за позиций, которые занимали некоторые, я боялся, что они введут в заблуждение людей, находящихся там, предполагал, что могут быть искажения действительного положения дел, что, мол, за всем этим стоит тот-то, что, если даже они не говорят об этом открыто, цели у них другие. Поэтому я сдержал свои желания для того, чтобы не бросить тень на ту деятельность, которой занимаются там наши товарищи.
Вы избегаете появляться на людях?
Я не смиренный человек, но с давних пор стеснялся проходить даже среди людей, которые меня видели и знают. Это было одной из причин того, что я скрывался под окнами мечети в Эдирне. Это связано с моим естеством. Не важно, смотрят люди с одобрением или с осуждением, я стесняюсь всех. Если я поеду в тюркские республики, словно организатор всех этих работ, то люди будут смотреть на меня по-другому, начнут обнимать. Это мне кажется неестественным. Некоторые могут подумать, что причиной является какой-то комплекс. Я не утверждаю, что свободен от комплекса, но как бы это не назвали, я застенчив от природы. Да и нет такой ситуации, чтобы мне обязательно надо было ехать.
Meхмет Гюндем, Mиллиет, 13.01.2005
- Создано .